Княжна - Страница 82

– Посмотри, вот этот перстень с голубками и бирюзой, ты его у меня давно видела.

– Да, – сказала Нина, – он всегда у тебя.

– Мне его Александр подарил, давно. И решено меж нами всё уж давно было, сразу, как он из Италии вернулся. А не говорила я этого потому, что согласия батюшкиного пока окончательно не было.

Мария помолчала, глядя в недоверчивые чёрные глаза.

– Ниночка, тебе показалось, что между вами склонность была. Ведь он не говорил тебе ничего. А у тебя будет настоящий суженый, ведь ты же красавица. Вон, поклонников сколько у тебя.

Нина замотала головой. Глаза снова наполнились влагой.

– Ну, вот опять, – всплеснула руками Варенька. – Ну не плачь.

– Оставьте меня, уйдите, – тихо сказала Нина.

– А ты опять слёзы лить примешься? Как же мы уйдём!

– Нет, я не буду, правда, не буду, идите.

Мария потянула Вареньку за руку.

– Правда, пойдём.

Варенька хотела возразить, но Мария потянула сильнее, говоря:

– Ей одной лучше, пойдём.

Они вышли из розария и двинулись вдоль озера. Здесь было жарко, и они свернули на тенистую аллею, ведущую к укромной беседке, где иногда сиживали с Катериной в жаркий полдень.

– Надо же, – говорила Варенька задумчиво, – вот не думала, что у Нины такие чувства могут быть. На вид-то она такая ветреная – лишь бы веселиться да перед кавалерами блистать.

Мария молчала. Она испытывала странное облегчение, как будто не Нина, а она выплакала все печали души.

Из их любимой беседки доносились голоса. Жалко! Мария повернула было обратно, но Варенька увлекла её в заросли, окружающие беседку.

– Царёв голос, – прошептала она, – Давай послушаем.

– Зачем? – спросила Мария. – Что нам за дело?

– А вдруг важное что? А вдруг про нас? Да Маша же! – в отчаяньи почти в голос сказала Варенька вылезшей из кустов подруге.

– Я тебя на берегу подожду.

Ждать пришлось довольно долго.

Варенька явилась довольно растрёпанная, с горящими глазами и ещё издали, едва увидев сидящую у самой воды Марию, заговорила:

– Маша, там такое важное! Ты почему мне послушать не дала?

– Как же не дала – ты столько времени там просидела.

– И немножко совсем! Не дослушав ушла, боялась, что ты не дождёшься. Ну, слушай…

– Да не надо, Варюша, – Мария поднялась со скамьи. – Бог с ними, с их секретами. Пойдём лучше в конюшню заглянем, я давно Зорьку не видала.

– Ладно, пойдём. Только ты слушай, это до нас относится. Князь Григорий от короля Августа вернулся, говорит, король сюда не поедет, а ждёт нашего царя к себе в Ярослав. Ох, царь и ругался, ох и честил его! Даже такими словами… Ладно-ладно, подожди, сейчас и про нас будет. Ну, там про политику сначала поговорили, что Август в войне помогать обещался. А потом вот: царь говорит, я к королевскому двору государыню брать не буду, пусть здесь меня дожидается. А для плезиру, говорит, возьму её девок – нас то есть. А Долгорукий хмыкнул так и говорит:

«Что, Пётр Алексеич, опасаетесь?»

А Пётр:

«Известно, опасаюсь. Август – козёл похотливый, – прямо так и сказал! – как бы урону не было».

А Головкин ещё спрашивает, мол, по фрейлинской части урону бы не было. Тут Пётр заржал, как жеребец, право слово, и говорит:

«Ну, тут не урон, а братская делёжка. Мы с Августом в прошлые времена все утехи по-братски делили». Потом опять про войну начали, я и ушла.

Варенька замолчала, заглянула Марии в опущенное лицо.

– Ну, что ты молчишь-то, Маша? Ведь это ужас!

– Ужас, – согласилась Мария, – и гадость. Может, отпросимся здесь остаться? С Катериной. А в письме Шорников тебе не писал, он сюда не собирается ехать?

Варенька улыбнулась смущённо, отвернула враз порозовевшее лицо.

– Нет, об этом не писал. Да и разве от него зависит? – служба. Митя всё больше природу описывает.

Помолчала и добавила, будто нехотя:

– Ну и чувства.

Мария улыбнулась её смущению.

– Вот бы они вместе с Сашей сюда приехали, мы бы вместе с ними в армию отпросились. Надоело мне на его царское величество смотреть – сил нет!

– Так тебе только до конца похода дотерпеть. А там ты уже мужняя жена, своим домом жить будешь.

– А знаешь, Варюша, я до сих пор не могу поверить, что замужем. Вроде всё такое же и я такая же. Так странно!

Варенька с любопытством посмотрела на неё и, против обыкновения, ничего не спросила.

Отказаться от поездки в Ярослав к польскому королевскому двору им не удалось. И Катерина за них просила – не помогло. Одно утешение – ехали вместе с Марьей Васильевной. Князь Григорий отправился вперёд, предварить его величество, а княгиня ехала в царской свите.

Пётр, как на пути на привал вставали, начал было с ней пошучивать. Не страшно, мол, мужа одного к королю отправлять, нравы, мол, при дворе весёлые, ещё подцепит какую-нибудь польку, забудет свою княгинюшку. Марья Васильевна ответила на эти подначки коротко:

– Не страшно.

Да так при этом посмотрела, что царь и язык прикусил, и больше на эту тему ни словечка не сказал.

– Вот смотри, – шепнула Мария Вареньке, – как у неё это получилось! Одним словом его окоротила! Нам бы так.

– Ещё бы, сколько она по европейским дворам тёрлась. Научишься!

Ехали, не торопясь, часто вставая, подкрепляясь из обильного буфета – специальной повозки, уставленной ледяными ящиками и походными жаровнями.

– Не пристало нам спешить, – приговаривал царь за очередной трапезой, – хватит и того, что мы к нему, а не он к нам едет.

Так, не спеша, и встретили выехавшего навстречу русскому государю короля Августа со свитою.

Свидание было, как картина. Королевский кортеж остановился за сто шагов. Король вышел из кареты и пошёл по дороге, большой, сверкающий золотым шитьём, неподвижно держа раскинутые для объятия руки. Свита, тоже пешком, следовала в отдалении. Пётр также спешился, но шёл не так красиво, да и платье на нём было попроще. Сошлись, обнялись и пошли, обнявшись, по дороге. Придворные перемешались в общую свиту.