Княжна - Страница 7

Быстро пошли по тёмным комнатам. Когда добрались до столовой, где шумели гости, Наталья, увидев на свету Марию, всплеснула руками.

– Маша, да ты в сарафане! Ведь против царского указу!

Но их уже увидели, закричали:

– Вот и дочка!

– Ну-ка, ну-ка, покажите красавицу!

– Иди сюда, затворница.

В ярко освещенной столовой вокруг большого стола было полно народу. У Марии зарябило в глазах от нарядных камзолов, разноцветных париков. Оглушили крики. Застыла на пороге, забыв поклониться. Рты закрылись, даже жевать перестали. В тишине прошла Мария к отцу, поднявшемуся ей навстречу у дальнего конца стола. Все головы, как подсолнухи за солнцем, поворачивались вслед вишневому сарафану. Толстый краснолицый человек сказал соседу по-голландски:

– Сколь уродлива русская одежда. Она портит фигуру даже такой красавицы.

Сосед улыбнулся бледными губами.

– Напротив, сарафан есть свидетельство скромности русских дам, не желающих выставлять свои прелести на всеобщее обозрение.

Борис Алексеевич раскрыл объятия, шагнул навстречу, облобызал троекратно, потом повернул дочь за тонкое плечо к гостям.

– Прошу быть знакомыми, господа, Мария Борисовна Голицына.

Поднялся рядом сидящий большой, весь в золотом шитье человек.

– Приветствую вас, принцесса, в нашей новой столице, коей вы будете лучшим украшением. Надеюсь, мы увидим вас завтра на бале в моем доме?

За Марию ответил Борис Алексеевич:

– Непременно, Александр Данилович, непременно будет.

Поднялся с бокалом в руке голландец, которому не понравился сарафан.

– Позфоляйт мне потнимать тост за прекрасный княшна, прекрасный, как древний богиня.

Мария улыбнулась, повела плечиком и громко сказала, отчетливо выговаривая голландские слова:

– Как может уважаемый мейнхеер сравнивать с богиней девушку, одетую в такую уродливую одежду?

Сказала это неожиданно для самой себя и тут же испугалась своей смелости. У голландца же от удивления рот стал таким же круглым, как и щекастая физиономия. Многие гости засмеялись, видно, те, что понимали по-голландски. За ними подхватили другие. А громче всех хохотал сам хозяин, приговаривая сквозь смех:

– Ай да дочка! Знай наших! Голицынская порода сразу видна.

Гости принялись вставать и пить здоровье красавицы и хозяина. А он махнул Наталье уводить совсем смутившуюся Марию. Они ужинали вдвоем. Наталья все удивлялась, как её золовка так по-голландски наловчилась, у неё самой иноземные слова совсем в памяти не держатся. Вдруг прервалась на полуслове:

– Ой, главное-то забыла! Приметила такого худого в сером кафтане?

– Какого худого?

– Ну, с голландцем этим рядом сидел.

– Не помню. А что?

– Князь Борис Иваныч Куракин. К государю ближний и богат. Раньше при армии был, а теперь с посольством в скором времени отправляется. И как раз в Голландию.

– Почему «как раз»?

– Ах ты, Господи! Вдовый он, и ещё молодой. Сговорились они с батюшкой, что за него тебя отдадут. А как раз ты и по-голландски знаешь. Как смотрел-то он на тебя! Прямо ел глазами! Ну, что молчишь, Маша?

– Натальюшка, я там Сашу не углядела, неужто он так переменился?

– Да там его и не было. Ни его, ни Василия. Видать, опять на верфи до ночи будут. Так бывает, когда работа спешная. А что ж ты про жениха-то… Али не слышала меня?

– Да что ж жених… То воля родительская.

– Это конечно… А все ж хорошо, когда муж добрый, да по сердцу. Так-то сладко… Ну да тебе, девице, рано знать ещё про это.

Наталья засмеялась и, расходившись, толкнула Марию локтем. Но взглянув на притихшую золовку, остановилась.

– Пойди-ка, Маша, приляг, дорога-то неблизкая. Пошли провожу, дом-от большой, я поначалу плутала.

Встали.

Внизу вдруг грянула музыка.

– Наташа, что это?

– Дак, гости ж, танцы начались.

– Поглядеть бы.

– В сарафане ты, да и я не больно нарядна… А мы вот что: наверху залы галерейка есть, оттуда поглядим. А коли захочешь спуститься, переодеваться надо.

Галерейка была обнесена перилами с пузатыми столбиками. За ними и присели, между столбиками скрытно выглядывая. Зала была полна народу. Дамы в пышных платьях с сильно открытой грудью, кавалеры в атласных кафтанах и кудрявых париках. Всё пестро, шумит, кружится под музыку. Марии показалось, что народу в зале много больше, чем за столом было.

– Знамо, больше. К танцам ещё подъехали. Но эта ассамблея небольшая. Вот завтра у Меньшикова – увидишь – целая толпа будет. Ну что, спустимся? Одеваться тогда пошли.

– Подожди, посмотрю ещё.

Очень красивыми казались ей танцующие внизу люди. А как изящно приседают и кланяются! Ей никогда так не смочь. Немка учила её танцевать, хвалила; но она танцует совсем не так красиво! Ловчее всех двигался широкоплечий и узкий в поясе красавец в черном парике. Он был самый ладный среди всех. И показалось Марии, что похож он на того капитана на большом корабле из её мечтаний.

– Ну, Маша, насмотрелась ли?

– Скажи, вот этот в черном парике, он русский?

– Ой, да это Саша. Приехали, видать.

– Саша?! Какой он стал… А кто это с ним в паре?

– Это княжна Цицианова. Её отец из грузинских князей, сподвижник царёв.

– Она красивая. Вон как танцует ловко.

– Ну уж и красивая. Только что танцует, а собой черная, длинноносая.

Увлёкшись, они высунулись из-за столбиков, и снизу к ним поднялись лица, заулыбались. Наталья потянула Марию за руку, на носочках пробежали несколько комнат и только тут дали волю хохоту. Чему смеялись, и сами не знали, но так разобрало, что остановиться не могли.

– Ишь, хохотушки, – послышался мужской голос.