Княжна - Страница 6

Но вместо завтрака был переполох. Сбежали разбойники. Даже раненых с собой унесли. Сторож был связан и божился, что лиц нападавших не видел. Между тем никто ночью в деревню не входил: сторожа у околицы никого не видали, собаки не лаяли. Не в деревне ли сообщники нашлись? Фёдор с ног сбился: допрашивал старосту, призвал на дознание жителей близлежащих домов, в который раз приступал к сторожу…

Потом пришёл к Марии, попросил всех из горницы выслать.

– Мария Борисовна, дело сурьёзное. Прямо и не верится…

– Федя, может, не надо сыск устраивать? Сбежали и ладно. Бог им судья.

– Не в том дело, боярышня. Сторож сознался всё-таки. Просил только царевичу о том не говорить, дыбой его стращали.

– Царевичу?

– То-то и оно! Разбойников ослобонили его люди, те двое, что давеча к нам подъезжали. А сторожу сказали, мол, нишкни, не то на дыбу пойдешь. И еще он слышал, как говорили, что раз дали себя повязать и уговор не исполнили, то обещанной награды не будет. Уносите, дескать, ноги и благодарите Бога, что живы остались.

Мария ошеломлённо молчала. Зачем это царевичу? Грабёж? Смешно. Походила по горнице. Потом решительно повернулась к Фёдору:

– Позови царевича ко мне.

Фёдор повернулся уйти.

– Или нет. Стой. Сама пойду к нему. Скажи Акульке, пусть шубу подаст. И ты со мной.

Но пока одевалась, одумалась. Не годится так. Как батюшка говорил, первое слово изо рта выпускать не след.

– Вот что, Федя, пошли к царевичу спросить, что, мол, завтракать не идёт. Княжна Голицына заждалась, просит пожаловать. Пусть стол быстро накроют, да по-парадному.

Фёдор ушёл, а она опять принялась мерить шагами комнату. Что же это? В голове не укладывается!

К приходу гостя надела голландское платье голубого бархату с серебряными кружевами. Волосы зачесали ей наверх по-иноземному и черепаховыми шпильками скололи. К высокородному гостю вышла совсем спокойная, румяный маленький рот улыбался.

Царевич выглядел неважно. Глаза красные, лицо осунулось, как-то весь ссутулился, съёжился. Глянул на красавицу, присевшую в поклоне, и будто совсем худо ему сделалось, еле до стола дошёл.

А хозяйка его потчевала, то и это отведать уговаривала, слугами, блюда переменявшими, командовала.

И царевич мало-помалу в себя пришёл, отдал честь и шаньгам с творогом и белорыбице, и пирогам с курятиной. Да почитай ни одного блюда не пропустил. И кубок за здоровье хозяйки не раз поднимал.

В конце завтрака кофий подали. И тут Алексей с таким видом, будто решился на что-то отчаянное, выпалил:

– Княжна Мария Борисовна, посвататься за вас хочу.

Мария медленно отодвинула от себя чашку. Встала. Крылья точеного носа напряглись, тонкие брови взлетели, синие глаза налились чернотой.

– Разве ж так, Алексей Петрович, сватаются? Разве вы татарин какой, разбоем жену добывать?

У царевича заходил кадык, лицо запылало так, что резко выделились светлые брови. Начал было говорить, но в горле засипело. Поперхал, и сдавленным полушёпотом:

– Давеча как увидел вас… Красота дивная, ровно в сказке… Отец на иноземке женить хочет. Любить буду, беречь, пуще глазу…

Шагнул к ней, протянул руки.

Мария подалась в сторону, загородилась столом.

– В полонянки, значит, меня решили взять, Алексей Петрович, в наложницы? Великая честь, премного вам благодарна!

– Да я… Да мы… Да в ноги отцу бы потом…

Алексей что-то ещё булькал и сникал, сгибался под её гневным взглядом.

– Фёдор, – крикнула Мария, – проводи, гость торопится.

Присела в низком, очень низком поклоне.

Когда Фёдор вернулся, спросила, не глядя на него:

– Сегодня можем выехать? Повозки поправлены?

Фёдор улыбался во весь рот, прямо распирало его.

– Можем, всё готово. Вот люди счас горячего поедят и тронемся. Ночевать только на заимке придется, ну да ничего, не впервой.

Только в возке Мария окончательно успокоилась. Посмеялась про себя: вот так приключение, рассказали бы – не поверила. Пелагее ничего говорить не стала, и Фёдору наказала, чтоб никому не сказывал.

Остальную дорогу ехали без происшествий, хоть и с опаскою. Фёдор осунулся от недосыпа, проверяя каждую ночь сторожей по нескольку раз. И когда показалась петербургская застава, и он, и все люди вздохнули и перекрестились.

– Слава те, Господи, целы доехали.

Прибыли быстро, раньше срока, так что в голицынском доме их ещё не ждали. Дома была одна Наталья, невестка, с детьми. Выбежала в сени, обняла Марию.

– А мы вас на той неделе ожидаем. Скоро вы собрались. Борис Алексеич с Василием только вечером будут. Все дни на верфи. Горячка у них – завтра спуск корабля и вечером бал у Меньшикова. Вот ты и кстати. Выросла ты. Александр, поди, и не узнает сестрицу названную.

– Саша приехал?

– Недавно. И сразу государь его в работу. Вечером будет, увидитесь. Возмужал он. Усищи черные. Ну, ты отдыхай с дороги, а я посмотрю, как с обедом.

Наталья укатилась колобком, звонко распоряжаясь по дороге об устройстве приехавших с Марией людей, о лошадях, о бане.

Мария оглядела свою новую комнату. Высокое окно в частом переплете, зеркало во всю стену, богато убранная кровать. Подошла к кафельной стенке, прижалась к теплым изразцам, закрыла глаза. Саша приехал. Интересно, какой он стал…

В полудрёме услышала голос Пелагеи:

– Дочка, да ты совсем спишь. Ну-ка ложись.

Проснулась вечером и не сразу поняла, где она. Издалека доносился раскатистый голос батюшки и ещё чьи-то голоса. Соскочила с постели, поскорее оделась, заплела распустившуюся косу. В дверях столкнулась с Натальей.

– Встала? А я как раз за тобой, батюшка кличет.