Княжна - Страница 36

Совсем сонная Мария пробормотала:

– Ну и чудеса, что это нашло на неё?

– Да подожди, главное-то, главное ведь – с кем!

– А с кем?

– Да ведь с Петром!

Мария проснулась. А Варенька, частя словами, посыпала подробности, как Нина давно уже, когда поклон делает, то чуть не всю грудь показывает, и как государь на неё посмотрел, а она вот так глазами сделала, и как они рядом сидели, а он всё что-то рукой возился, и как она попросила у него токарный станок посмотреть, а потом они уж и скрываться перестали…

– И ты представь, ведь все знают: и царевна Наталья, и царицы обе, дворня ходит – зубы скалит. А Нинке хоть бы что, ещё и нос дерёт. Думает, она теперь царицей будет. Хотя…

Варенька пожала плечами.

– Может, и правда, что-нибудь выйдет из этого. Всё же она хорошего роду, не портомойница, как Катерина. А, Маша, как на твои глаза?

– Не знаю. А как же церковное венчанье?

– Так в монастырь, первый раз что ли? Где ты её, кстати, оставила?

– В монастыре.

– Так, может, знамение это ей?

– Не знаю. Давай, Варюша, спать.

Но спать в эту ночь, видно, судьбы не было. Только они, перекрестив друг друга, собрались расходиться, пришла Нина. С предутреннего мороза лицо её светилось румянцем. Она сбросила платок с разлохмаченной головы, кинула шубу на руки девке и свежим, не ночным голосом спросила:

– Что же ты не спишь, Варя?

– Да вот Маша приехала.

Варенька отступила, показав невидную в тени двери Марию.

– Маша?

И в голосе и в глазах Нины появилась тревога.

– Вы давно вернулись?

– Часа два тому. Да я одна, Катерина Алексевна в Лавру свернула, несколько дней там пробудет.

Тревога Нину отпустила, и она снова смотрела победительницей. Подошла к зеркалу, улыбнулась себе.

– Несколько дней? Ну, вернётся, так здесь ей сюрприз припасён.

Нину распирало веселье.

– Знаем мы твой сюрприз, – не удержалась Варенька.

– Что вы можете знать?

– Что все, то и мы, не слепые.

– Ну а раз знаете, то и говорить не о чем.

Нина ещё раз оглядела себя в зеркале, сказало, не отводя от себя довольного взгляда:

– Что-то ты бледная, Маша. В дороге не случалось чего?

– Нет, всё слава Богу. Спать только хочу. Вы как хотите, а я лягу.

– Да и мы тоже.

Наконец-то легли. К завтраку, понятное дело, опоздали. А Мария-то хотела раньше, безо всех с царём поговорить, объяснить ему деликатно про Катерину, что для него же, Петра, та старается. А вышло всё наперекосяк. Пётр как увидел Марию, так и насупился. Письмо, в котором Катерина написала, что помолиться поехала, он через Макарова от неё уже получил и рассердился. Так и сидел, насупленный, в тарелку уткнувшись. На царя глядя, и домочадцы весь стол молчком просидели.

Сразу после завтрака Марию царевна Наталья подхватила, повела театр показывать. Сама зала эта давно была приспособлена к представлениям – иноземные труппы царевна часто зазывала. А сейчас она постаралась ещё и декорации к пиесе сделать, как ей заезжие дипломаты рассказывали, и Шафиров Пётр Павлович много советами помогал.

Оживлённая, с блестящими глазами расхаживала она по помосту, показывала раскрашенные щиты, на коих нарисованы то окно, то дерева и цветы – сад, значит, то стена дома с огороженной дверью – балкон.

– Ну, Маша, как вчуже-то глянется? У меня-то уж глаз замылился, по моей указке рисовано, так и не пойму теперь, похоже или нет на настоящий театр.

Марии нравилось.

– На мои глаза, хорошо, Наталья Алексеевна. А про настоящий театр откуда мне знать, я ведь нигде не бывала.

– Вот и я не бывала, всё по чужим рассказам только. Ну вот поедешь с государём – ты всё гляди получше и в письмах мне подробно описывай. Пётр Алексеевич по пути с королём Августом встречаться собирается, так, должно, там и бал ради того устроят, может, и с представлением. Ты всё примечай, все мелочи даже.

Мария с готовностью закивала. Но потом сказала:

– Надо бы ещё кого-нибудь в это дело вовлечь, а то, может, я и не поеду. Государь на меня серчает, сегодня так-то гневно говорил, да и раньше промеж нас плохое было…

Наталья решительно замотала головой.

– Глупости! Гнев его нынешний не на тебя и не на кого другого, а на себя только.

Она сердито передёрнула плечами.

– Заварил он тут на днях кашу… да нет, не кашу, так, кашицу. Так что если кто из фрейлин дома и останется, то всяко не ты, а иная. А что до того, что обидел он тебя… Знаю, знаю, молчи, – остановила она открывшую было рот Марию, – Так и на царя бывает проруха. И больше того не повторится, это я тебе твёрдо говорю.

Мария смутилась, аж слёзы выступили, отошла к окну, уткнулась в пышный занавес. Наталья подошла, обняла подавшиеся к ней плечи княжны.

– Полно. Тебе здесь стыдится нечего. Вот товарка твоя – отличилась.

За окном затенькала пичужка, да так звонко – через двойные рамы слышно. Они обе встрепенулись и вдруг увидели за окном весеннюю яркую синеву.

– Какие сосульки длинные, – сказала Наталья. – Я маленькой их грызть любила, а няньки отымали.

– А у нас в Никольском скоро весну закликать будут, а потом холсты белить.

– Это как же, весну закликать?

– А вот, – оживлённо заговорила Мария, – наряжаются поярче да почуднее, влезают на крышу избы и поют. Да так-то звонко, на всё село.

Она набрала полную грудь воздуха и во весь голос запела:

– Приди к нам, весна
Со радостью!
Со великой к нам
Со милостью!
Со рожью зернистою,
Со пшеничкой золотистою,
Со овсом кучерявыим,
С ячменём усатыим,
Со просом, со гречихою,
С калиной-малиною,
С чёрною смородиной,
С грушами-яблочками,
Со всякой садовинкой,
С цветами лазоревыми,
С травушкой-муравушкой!