Княжна - Страница 72


К оглавлению

72

– Маша, хватит уж плакать.

– Я не плачу. Ты видишь, я уже совсем спокойна. Это просто слёзы текут. Пусть их, не бери во вниманье.

Говоря это, Мария уложила Вареньку, накрыла её лицо ромашковыми примочками, расправила на гладильной доске юбку её платья, замыла и затёрла пятна и принялась орудовать подаваемыми девкой утюгами.

Варенька поглядывала на неё из-под закрывающих глаза тряпочек.

– Ловко ты утюгами-то…

– Пелагеюшка меня учила, и шить тоже. А вот стряпать у неё так и не выучилась. Очень это её огорчало, она-то сама стряпуха прекрасная.

Платье приняло свой первоначальный вид, на лице у Вареньки не осталось никаких следов слёз, и у самой Марии глаза, наконец, просохли.

– Только бледная ты очень, – сказала Варенька, – даже голубая.

– Зато в теле такая лёгкость, хоть лети сейчас.

Варенька покачала головой.

– Тебе поесть надо.

– Не хочу. Мне бы посмотреть на ассамблею потихоньку. Как думаешь, пустят меня наверх, к музыкантам?

– Царь не осерчал бы…

– А он не узнает.

– Ладно. У Глаши там скрипач знакомый есть, сейчас я скажу ей…

Глядя сверху на бальную залу, Мария вспомнила, как также выглядывали они с Наташей с галерейки в батюшкином петербургском доме. Как давно это было! И какая она была тогда счастливая!

Вскоре после царского выхода прибежала верная Варенька. Озабоченно глянула вниз, потащила Марию на другое место.

– Здесь лучше видно.

– Варюша, ты иди, зачем тебе здесь сидеть.

– Да ну, не хочу, я с тобой. Ни разу сверху не смотрела. Какие все смешные!

– А как же ты венгерца своего бросила? Вон он тебя ищет, озирается.

– Да ну его, надоел. Только и знает, что про восстание своё говорить да на нашего царя жаловаться, дескать, не помогает им, венграм, от австрийского гнёта ослобоняться. Вон, смотри, к Катерине теперь подступил, небось, опять о том же.

Мария никак не могла найти Сашу в крутившейся внизу толпе.

– Варь, а кто это всё время рядом с царём?

– А-а, это гетманша Сенявская, она третьего дня приехала. Царь с ней… ну, в общем… – Варенька сделала многозначительное лицо.

– Вот ведь! – сказала Мария в сердцах. – И сына не стесняется! Не боится, что тот по его дорожке пойдёт!

– Ой, Маша, – вздохнула Варенька, – какое – стесняться! Он на охоте-то сегодня такое сказал ему, Алексею то есть… Я, говорит, тебя вполне понимаю, девка она смачная, это ты то есть. Ты, говорит, Алёшка, главное, законным браком мой политик исполни, а там с кем хочешь… Хоть с Марьей этой, хоть с кем.

Варенька всплеснула руками.

– А Алексей-то весь напружился, голову набычил и прочь пошёл. Видать, Маша, он сердцем к тебе, а не так просто.

– А С… а Александр это слышал? – тихо спросила Мария.

– Не знаю. Был не очень далеко, может, и слышал.

Мария смотрела на хохочущую внизу фигуру Петра рядом со своей гетманшей. Саши так и не было, может, не придёт? Начались танцы. В первой паре шёл царь с гетманшей Сенявской, за ним князь Радзивил с царицей.

– Ой, Маша, смотри, – Варенька почти высунулась из-за перил, – смотри, Нина-то наша, что это с ней, не танцует! Озирается, ищет кого-то.

Нина в самом деле пробиралась вдоль стены, будто кого искала, два или три кавалера, подошедшие, были отклонены. Вот кого-то увидела, пошла быстро к дверям. Сверху двери были не видны, и Нина пропала из виду. Потом снова появилась.

– Нашла, – хихикнула Варенька, – да кавалер-то не больно рад, ровно на аркане она его тащит. Ой, да это ведь Александр твой.

Да, это был он. В дорожном мундире и в сапогах, он выделялся в нарядной веселящейся толпе не только одеждой, но и сумрачным лицом.

Нина что-то без перерыва говорила ему, а он не отвечал, только несколько раз качал головой отрицательно. Вот он, дождавшись перерыва между танцами, подошёл к царю, сказал ему что-то, вот царь от его слов подозвал Макарова, и они втроём пошли к выходу.

Варенька потеребила её за рукав.

– Маша, я спущусь, узнаю, что там.

Мария кивнула, не отводя взгляда от его фигуры, сказала:

– Если можно будет, спроси его, не передаст ли он мне слова какого-нибудь через тебя.

Но вот Саша ушёл, она перестала смотреть вниз. Встала, походила немного, посмотрела на музыкантов, которые начали польский англез, вышла в коридор, чтобы быстрее встретить Вареньку.

Та пришла, наконец, полная свежих новостей, но Мария не дала ей говорить:

– Видела его? Передал что-нибудь?

Варенька кивнула и виновато сказала:

– Просил кольцо вернуть ему.

Вокруг Марии поплыли стены. Пришла в себя от Варенькиных испуганных причитаний, сказала:

– Пойдём ко мне, я записку ему напишу.

На листе бумаги крупно вывела «Не отдам. Мария».

Варенька, отнеся письмо, вернулась, на сей раз быстро, и сразу повлекла Марию к балкону.

– Он при мне уже на коня садился, сейчас едет.

– А бумажку мою чёл?

– Прочёл. Не сказал ничего, только глянул на меня этак. Ох, и глазищи у него! Прям насквозь прожигают! Бумажку за пазуху сунул и в седло – прыг. Я бегом обратно, тебя упредить.

Снизу раздался стук копыт ещё не видного всадника. Выехав на главную аллею, он остановился, снял с головы треуголку и, поворотясь, несколько мгновений смотрел в сторону дворца. В темноте не разобрать было, куда именно смотрел – еле различалось светлое пятно лица – но Марии показалось, что его взгляд вошёл прямо в её глаза.

Потом он поскакал, а она неотрывно смотрела на тающий во тьме силуэт и будто разглядела, что перед тем, как совсем исчезнуть, он оглянулся и махнул рукою.

– Ну, пойдём же в комнаты, Маша, – тормошила её Варенька, – зябко уже.

72