Княжна - Страница 30

Нина потянула носом и сглотнула.

– Да, это лучше, чем за царским столом.

– В самом деле, – поддержала её Варенька, – мне сегодня от изумления и злости кусок в горло не лез, так что давайте попробуем голицынской вкусноты.

– Давайте, давайте, милые, садитесь, – захлопотала Пелагея. – Посуда-то где у вас?

И начался пир после пира. Только ели сейчас гораздо веселее. Пелагея сидела, положив руку под скулу, и с умилением глядела, как уписывают за шесть щёк её гостинцы.

– Повезло тебе с няней, Маша, – сказала, остановившись жевать на минуту, Варенька. – Этакая няня – чистое золото.

Мария улыбнулась в ответ и ласково погладила Пелагею по плечу.

– Пелагеюшка мне маму покойницу заменила. Мы до сих пор с ней и не расставались никогда. Сейчас впервые. Вот в поход уйдём, так уж не знаю, как и будем друг без друга.

Пелагея вскинулась.

– В какой ещё поход? На турка что ли? Кто ж тебя возьмёт? Да и отец не пустит.

– Уж и взяли, и отпустил. Мы все трое едем.

– Ох ты, Господи! А когда?

– Скоро. Когда, ещё не сказали, но скоро, пока снег не сошёл, чтоб часть пути на санях проехать.

Пелагея всплеснула руками и заплакала.

– Да куда же… Ты ведь дитя совсем… сгубят тебя в этой туретчине.

– Ну, полно, мамушка! Не такая уж я несмышлёная. Да и не одна я там буду.

Она обняла Пелагею, прижалась щекой к её плечу, но Пелагея не успокаивалась и, совсем расплакавшись, вышла из комнаты.

– А правда, как там будет? – тихо сказала Нина.

И все трое дружно вздохнули. Никто из них до сих пор из дома не уезжал, а теперь сразу так надолго и так далеко.

В комнату заглянула Глаша.

– Катерина Алексеевна спрашивают, булавки нет ли у вас с маленькой головкой. Ой, да вы не собраны! Скоро уж карету подадут!

Что тут началось! Вихрем носились по комнатам горничные девки с мокрыми полотенцами для освежения, ворохами одёжи, коробочками с булавками и шпильками… И Пелагеина помощь кстати пришлась. Но зато, когда величаво выплыла Катерина в новом своём бархатном с бисерным шитьём платье и новом же ожерелье изумрудовом, все три девы встречали её уже вполне готовые.

Карета была подана истинно царская, сделанная во Франции по особому заказу. А на козлах-то – сам царь! Ну не может он без ёрничества! Катерина запротестовала было: пусть в карету к ним сядет, но Пётр только рукой махнул:

– Мне на воле приятнее. Да и вы вон какие все расфуфыренные, ещё помну вам чего.

Взгляд его с явным одобрением обежал дородную, но подбористую фигуру Катерины, да и фрейлин её вниманием не обидел.

– Вот кстати и опробуете повозку, хороша ли. Я её для похода вам, мадамы, приготовил.

Внутри карета была ещё лучше, чем снаружи. И скамьи, и стены, и даже потолок обиты мягкой тиснёной кожей, на сиденьях – кожаные подушки. К дверцам приделаны засовчики, чтоб на ходу от тряски не открывались, и окна с фортками – можно отдельно открыть, если душно. Всё обсмотрели и обтрогали пассажирки и очень довольны остались государевой заботой.

Мария, прыгая на пружинистой подушке – знать, конским волосом набита, весело сказала:

– В такой карете никакая дорога не страшна. А когда поедем-то, вы не знаете, Катерина Алексевна?

– Вроде государь после масляной собирается. Хочет спектакль, что сестрица его замыслила, увидеть.

– Что за спектакль? А актёры откуда? Италианцы ведь уехали, – заспрашивали Нина с Варенькой.

– Актёров Наталья Алексеевна из дворовых набирает, уже смотр им сделала, выбрала способных к лицедейству. А пиесу ей француз-учитель дал, она у него в тетрадке списана, из дому привёз.

– Сочинение господина Мольера, – сказала Мария. – Там смешно ужасно: один опекун хотел на своей воспитаннице жениться, не пускал её никуда, ничему не учил, чтоб дурочкой стала. А она всё равно его перехитрила и с любезным ей молодцем от старика убежала.

– А ты отколь знаешь?

– Так мне Наталья Алексевна ту тетрадку дала, чтоб перевод сделать. Я уже прочла, а завтра писать буду.

Катерина с почтением глядела на свою юную подругу.

– Ты по-французски знаешь? Поучи меня немного. А то государь на всех языках говорит, а я только по-немецки, да по-шведски.

– А зачем это вам? Переводчики есть, переведут, что надо, – спросила Нина.

Катерина замотала головой.

– Что ты, государь очень учёность уважает. Он сестру свою, Наталью очень хвалит за то, что она немецкий язык освоила, а теперь голландский старается. Он и мне подьячего из приказа приставил, чтоб грамоте меня учить.

– Вы грамоту не знаете?

– Свою знаю, а русскую нет ещё. Такие трудные русские буквы и так много их.

– Выучишь, – подбодрила её Мария, – У тебя разум светлый.

И тут же прикрыла рот ладошкой.

– Ой, простите, Катерина Алексеевна, забылась нечаянно.

Катерина улыбнулась успокоительно.

– Это ничего, когда нет посторонних. Мне приятно, что вы – мои подруги, говорите со мной просто, когда мы одни.

Она обращалась ко всем троим, но улыбкой откликнулась одна Мария. Лица Вареньки и Нины были непроницаемы.

2

Когда они вошли в залу офицерского собрания, та была уже полна. При их появлении все сразу обернулись к дверям и расступились, открыв широкий проход. Было похоже, что кто-то предупредил о происшедшем сегодня событии.

Пётр подал Катерине руку и медленно повёл её к центру залы. По мере их движения стоявшие по сторонам залы дамы приседали, кавалеры складывались в поклонах. Дойдя до середины, царь остановился и, не торопясь, оглядел собравшихся. Увиденным остался доволен, набрал воздуха и начал:

– Господа офицеры! Понеже султан турский объявил против нас войну, и уже войска турские идут в наши пределы и намерены они короля шведского, неприятеля нашего, силою чрез Польшу проводить, того ради надлежит вам выступить с войском нашим противу супостатов, дабы царство наше оборонить, а также постоять за веру православную против богопротивной турковой веры и в защиту сербов, хорватов, черногорцев, янинов… – Пётр остановился набрать воздуху, – и всех единоверных христиан, кои под гнётом нечестивых томятся. Всякий, кто любит Россию и любит Бога и уповает на него с чистым сердцем, возьмёт на себя сей труд. Настоящая война является справедливой. Опояшем же себя шпагою, начнём войну и прославим царство наше! – закончил Пётр зычным рыком.