– Ваше величество, я закричу!
– Кричи, кричи, кто тебя тут слушать будет. Царь я, ясно тебе? Царь! И на всё моя царская воля. Ну, не дури, иди ко мне.
Пётр подходил к ней, надвигался неотвратимо. Мария обернула руку краем платья, зажмурилась и изо всех сил ударила по стеклу. Звон, холодный ветер. Пётр остановился.
Мария сказала спокойно и решительно:
– Я в окно выскочу.
Пётр развеселился.
– Сколько лет на свете живу, но чтоб от меня в окна скакали – первый раз. Пойми ты, глупая, всё равно ты от меня никуда не денешься.
Тут в сенях хлопнула дверь, и вошли царевна Наталья с Варенькой.
– Что тут такое? А что окно разбито? Государь, вас там обыскались, шведский посланник и голландский. Негоже хозяину от гостей прятаться.
Наталья взяла его за руку, и он, немного смущённый, послушно, как ребёнок, пошёл за нею.
Они вышли. А Марию затрясло… У неё вдруг кончились все силы, и Варенька с трудом довела её до дивана, принесла воды, погладила, побаюкала на своём худеньком плечике. Мария успокоилась. Села, бледная и растрёпанная, и с холодной яростью сказала:
– Я убью его! Если он до меня ещё дотронется, я его убью! Какой наглец! Как с холопкой! Подумаешь – царь. Голицыны не ниже Романовых.
Встала, опять села.
– А я вот что, я Катерине Алексеевне всё скажу, пусть знает.
Варенька покачала головой.
– Нет, не поможет. Она о многих его шалостях знает и во внимание не берёт. Так что ей говорить без толку.
– Ой, а как же? Неужто ей не обидно?
Варенька усмехнулась.
– Она ведь не княжна. Много гонору будет показывать, так и за воротами может оказаться. И куда пойдёт? Так что здесь только царевна Наталья помочь может. Только ты ей прямо не жалуйся, а то осерчает – она за государево имя стоит пуще всего прочего. Просто будь к ней поближе, вот и оборонишься.
Мария изумлённо смотрела на подругу.
– Откуда ты всё это знаешь?
Варенька улыбнулась, показав белые зубки.
– Пока ты в деревне румянец нагуливала, я тут много чего наслушалась. Да и постарше я тебя.
Причёсываясь и оправляя платье у зеркала, Мария сказала:
– Я не пойду туда больше.
– Нельзя, надо идти – не то потом разговоров не оберёшься.
В большом доме из-за стола уже вышли, и гости были в игральной и в танцевальной залах. Их издали увидела Нина, подбежала, приведя за собой шлейф молодых офицеров.
– Куда вы пропали? Маша, что с тобой?
Мария выпрямила спину, подняла подбородок и улыбнулась той улыбкой, которую опробовала перед зеркалом.
– Со мной? Ничего. Мы на двор выходили. Ах, какая ночь сегодня, как звёзды сверкают! Даже уходить не хотелось, только вот и вернулись, что замёрзли.
– Да, – подхватила верная Варенька, – Сейчас бы не в духоте этой сидеть, а на санках бы.
– А в самом деле, господа, – откликнулся стоявший рядом Шорников, – Давайте украдём прелестных дам и устроим катанье под луной.
Все оживились. Офицерам явно пришлась по душе эта затея.
– Ну уж нет, – Нина надула губы, – я танцевать хочу.
– Тогда вот соломоново решение: поклонники прекрасной Нины останутся танцевать, а почитатели двух других прелестниц быстро снарядят санки.
Нина не сдавалась.
– Это неприлично. Вы хотите конфуза?
– Да ладно тебе, – благодаря этой перепалке, Мария успела совершенно придти в себя, – никуда мы не поедем.
– В таком случае давайте танцевать.
Шорников подхватил Вареньку и умчался, очень довольный. К Марии кинулись сразу несколько человек, она не, выбирая, подала руку первому.
Танцы сменяли один другой. Все три фрейлины танцевали без отдыха. Они были прекрасными танцорками, особливо в сравнении с московскими тяжеловесными боярышнями, и пользовались успехом у господ офицеров.
Марии так легко стало на душе, музыка, казалось, унесла всё, что было неприятным. И вдруг она споткнулась обо что-то невидимое. Оглянулась – Пётр смотрел на неё то ли насмешливо, то ли удивлённо. Вошедшая с ним Катерина тоже посмотрела на Марию и улыбнулась ласково, Мария постаралась улыбнуться ей в ответ. Она еле дождалась конца танца и поспешно выскользнула из залы.
В соседней комнате играли в шахматы, курили, разговаривали. Здесь были в основном иностранцы, а из русских – те, кто постарше, посановитее и более интересовались беседою, нежели веселием. Мария нерешительно остановилась на пороге и увидела, как из глубины залы манит её к себе царевна Наталья. Та сидела в обществе француза, учителя московской навигацкой школы, и вице-канцлера Шафирова.
С Петром Павловичем Шафировым Мария хорошо познакомилась в недавней дороге из Петербурга в Москву. Был он подлого звания – из лавочных сидельцев – и крещёный еврей, но царь его жаловал и любил. Любил за ум, за учёность, за хваткость во всяком деле. Так что, сколько бояре ни косоротились, а принимали его как равного, а случалось, и покровительства просили.
Сейчас Пётр Павлович помогал Наталье Алексеевне с мсье Готье разговаривать. Тот хоть и давненько в Россию преподавать приехал, но изъяснялся по-русски больше жестами, а на уроках его ученики французские названия математических знаков раньше русских запоминали.
Однако говорили не о математике, а о театре. Мария вспомнила, как увлечена царевна этой затеей – сделать в России свой театр. Теперь она хотела на масляной неделе дать представление, и вот – хлопотала о переводе французской пиесы. Пётр Павлович любезно улыбался всеми своими подбородками и готов был помочь, но сетовал, что по государственной своей занятости не сможет перевести быстро. А ведь масляная уже на носу, и ещё артистам роли затвердить надо будет.