Княжна - Страница 18


К оглавлению

18

– Ага, вот она, улыбается. Что, довольна? Завидного жениха подцепила! И уж наряд белый надела. Торопишься?

Мария молчала, лихорадочно прикидывая, как ответить, чтобы смягчить гнев Петра – ведь наказать он мог нешуточно. Хорошо, если ссылка, а может и казнить отца и брата как изменников.

– Что молчишь, глаза синие вылупила? Думаешь, рожей вышла, так всё тебе простится?

Мария присела в поклоне, незаметно крестообразно пошевелила щепотью и, набрав воздуху, сказала по-немецки:

– Герр Питер, пусть вам говорят, что угодно, но ни семья моя, ни я сама никогда не предприняли бы ничего без вашего соизволения.

У Петра округлился и без того маленький рот. Он засмеялся глазами и с любопытством оглядел её.

– Отколь по-немецки изъясняться умеешь?

– Немку из Слободы батюшка держал.

– А по-французски можешь?

Она ему по-французски ответила:

– Французскому языку нас с братом математик мсье Жюль учил.

У Петра заблестели глаза. Он оглянулся на стоявших сзади и раскатисто захохотал.

– Ай да князь Борис! Не токмо сынов – девку и ту выучил! Ну, а ещё что знаешь, девица многомудрая?

Мария, минутно поколебавшись – не переборщить бы – всё же решилась:

– Лекарское дело, государь, от мейнхеера Кольпа, – это она по-голландски сказала.

Царь даже поперхнулся.

– Ну-у! Так тебе не замуж, тебе на государеву службу надо.

Обернулся назад:

– А, Борис Алексеич?

Борис Алексеевич с посветлевшим лицом – пронесло, кажись – кланялся.

– Порода такая, до ученья жадная, государь. В девке вот и то проявилась.

– Хм, ну ладно, пойдём в кабинет к тебе, поговорим. Да скажи водки подать и яблок мочёных.

Царь последний раз усмехнулся Марии и пошагал прочь на длинных ногах. Все за ним. Меньшиков задержался, быстро сказал:

– Умна, княжна!

И батюшка кивнул ей ласково.

Закрылась дверь за толпой, а у Марии будто вся сила из тела враз ушла – как стояла, так и села прямо на пол.

Прибежавшая вскоре Наталья рассказала, что государь хоть и сердит, и пеняет батюшке за самовольство, но гроза минула.

– А Меньшиков-то каков! Нет, ты вообрази, в главных заводилах был, а теперь представляется, что не знал ничего. Ну и гусь!

Наталья чуть вздохнула.

– Не бывать тебе, Маша, царицей. А ты что не весела? Али уж милым жених этот стал?

– Что ты, что ты, «милым», скажешь тоже. Ты Сашу не видала ли?

– Он с Васей вместе взошёл, а потом пропал куда-то. Придёт, куда ему деваться.

Мария вздохнула и бессильно уронила руки. Попросила:

– Распусти мне шнуровку. Снять всё это надо. Смурно мне на душе, Наташа, на волю хочется. Давай кататься поедем?

– Кататься? Так ведь темно уже, спать надо, а не кататься. А вот завтра к Воробьёвым звали. Не ассамблея, а так, вроде гадать собираются. Ой, ты прямо на ногах еле держишься. Знамо, такое сегодня вынесла. А ты смелая – с царём-то как говорила. У меня бы от испугу и язык бы во рту не пошевелился. Пойду, Пелагею кликну, пусть уложит тебя.

Утром Саши за столом не было. Хотя, может, и не из-за неё, подумалось Марии, отца и Василия тоже не было. Говорили, войны с турком не миновать, так дел армейских много. Наталья всё утро об этой войне говорила, заранее горевала об отъезде мужа.

Весь день бродила Мария по дому как неприкаянная, выглядывая с лестницы на каждого вошедшего – Саши не было. После обеда приехал Василий, сказал, что вновь отправляет их государь по делам снабжения армии. Александр сразу поехал, а его, Василия, отпустили на часок – с женой проститься. Повздыхала Мария, а сказать и нечего. Не с кем, видать, Саше прощаться после вчерашнего. А она-то всю ночь планы строила, как им к отцу с разговором этим подступиться. И так тяжело ей стало, будто больна. Ни в какие гости ехать не хотелось.

Но всё же поехали. Да и почему бы не поехать? Всё равно ждать теперь нечего – Вася прощался, так сказал, что надолго, государь, дескать, в Москву вскорости собирается, так с донесением он уж туда поедет, а обратно неизвестно когда. Ну а раз он не скоро, так и Саша не скоро.

В возке и Мария, и Наталья сидели пригорюнившись и почти всю дорогу молчали. Наконец Наталья, хлюпнув носом, жалостно проговорила:

– И что им дома не сидится! Шведа воевали-воевали, вроде сладили. Так теперь с турком надо. Нешто земли в России мало?

У Марии тоже нос хлюпал, и потому голос получился какой-то мокрый.

– Значит, мало им. Дело у них такое мущинское – война.

– Ну да, дело у них – убивать друг друга. Мы, значит, рожать будем, а они в землю класть, чтоб тесно на земле не было!

Наталья вздохнула и перекрестилась.

– Одна надёжа, что Вася при государе будет, так, наверно, не под самой пальбой.

Увидев, что золовка от её слов ещё пуще полила слёзы, обняла её.

– Ну ладно, будет сырость-то разводить. И Саша ведь не солдатом идёт. Бог даст, все вернутся! Вот мы тогда и свадьбу тебе… Ох, и свадьбу тебе сыграем, на всю землю слыхать будет! Да что ты, Маша? Что ты совсем разнюнилась? Вернётся он.

Мария вытерла лицо и горько поджала губы.

– Вернётся, не вернётся, а я уж ему не мила.

– Да полно-ка болтать!

– Ты не знаешь. Когда мы с Алексеем в кабинете были… Ну, отец отослал нас, помнишь?

Наталья торопливо кивнула.

– Ну так Саша туда сразу вошёл, как приехали они с царём. А там… Алексей на коленях передо мной стоял и руки мои целовал. И тут как раз Саша входит… И не молвил ничего. Глянул на меня вот этак и вышел. И дверь за собой прикрыл.

Тут у Марии слёзы совсем уж ручьём хлынули, и она еле смогла выговорить:

– Знаешь, какой он гордый? Ни за что теперь на меня не посмотрит. И из сердца, поди, уж выкинул. Может, и женится на ком-нибудь. На какой-нибудь… Цициановой.

18